Моника Белло: Искусство и наука – два способа познания мира

Загадка: почему в шестидесятые таким острым был спор физиков и лириков? Отгадка: потому что тогда не было Моники Белло. В Европейском Центре ядерных исследований (ЦЕРН) в Женеве она координирует работу учёных с художниками, в рамках программы Arts@CERN, не только налаживая между этими стихиями конструктивный диалог, но и помогая созданию наукоёмких произведений искусства. На прошлой неделе Моника стала спикером седьмой сессии проекта LAKHTA VIEW, а также нашла время, чтобы побеседовать с корреспондентом «Диалога» о союзе искусства и науки, о сублимации, смысле жизни, и, конечно, об экзистенциальной безысходности.

---

Между Женевой и Барселоной

Я родилась в Сантьяго-де-Компостела (город в Испании – ИА «Диалог) в 1973 году. Но там я не живу уже 18 лет. Некоторое время я провела в Великобритании, затем вернулась в Барселону. В настоящий момент я живу на два города – между Женевой и Барселоной. Все рабочие дни я провожу в ЦЕРН, и практически вся моя карьера посвящена взаимодействию искусства и науки. Этим я занимаюсь уже 15 лет.

Для того, чтобы художнику погрузиться в мир науки, ему в первую очередь нужно оперировать понятиями науки. Необходимо проводить время среди учёных, быть их единомышленником и демонстрировать эмпатию и вовлечённость в процесс. Сейчас, как в науке, так и в искусстве есть очень много новых технологий, новых способов визуализировать пережитый опыт и передать его.

Я считаю, что физики, особенно те, кто занимается фундаментальными исследованиями, сейчас отвечают на вопрос: а что скрыто за тем, что мы видим вокруг себя? Каковы глубинные структуры нашего мира, самые элементарные? Художники также отвечают на подобные вопросы. Многие современные философы и мыслители говорят, что нам необходимо понять, что скрывается за нашей природой, нашими телами, нашей личностью. Как мне кажется, физики могут дать если не ответ, то некий намёк на то, где искать этот ответ. И, как мне кажется, именно поэтому очень многие творческие люди приезжают в ЦЕРН.

Нам необходимо ошибаться

В первую очередь нужно понимать, что искусство и наука не следуют одной и той же логике, это разные способы мышления. Но, когда учёные и художники встречаются вместе, они начинают обсуждать что-то. Результатом обсуждений становится нечто новое, новые взгляды, понимание того, что человек может ошибаться, но что ошибка не всегда ведёт к чему-то плохому – ошибка может быть ключом к дальнейшим открытиям. Чтобы сделать шаг вперёд и расширить область познания, нам необходимо ошибаться. Нужно понимать, что твои сегодняшние представления могут быть неверны. Учёные и художники занимаются общим делом – они создают что-то новое.

Взять, например, художника, который сперва делает эскизы, наброски, а потом их переделывает – это во многом похоже на научную работу. Когда человек методом проб и ошибок ищет верный вариант, на котором он останавливается, и который, как он понимает, жизнеспособен.

Иными словами, и учёные, и художники занимаются тем, что задают вопросы. Они поднимают какие-то темы, которые никто до них не поднимал. Именно поэтому творческие люди так важны в ЦЕРНе. Общаясь с фундаментальными физиками, они увеличивают как свой объём знаний, так и объём знаний своих собеседников.

Сублимация – продолжение романтизма

У меня пока не было художников-индивидуалистов, которые видят мир в романтическом ключе (романтизм предлагает концепцию самоценной личности, которая противопоставляет себя миру – ИА «Диалог) и понимают действительность как нечто враждебное. С другой стороны, сейчас очень популярна сублимация – это продолжение романтизма, попытка уйти от мира, найти себе какую-то нишу. Эта идея была популярна на рубеже XIX-XX веков, затем она вернулась в наши дни. Сегодня также имеет место цифровая сублимация – попытка уйти от мира в некую виртуальную сущность. Такие отрасли фундаментальной науки как физика элементарных частиц, космология, астрофизика – это сферы, которые могут не только дать на вопрос, что природа скрывает за собой, но и научить, где нам скрыться от природы или от мира.

Что есть жизнь?

Вопрос «что есть жизнь?» стоит за большинством из тех задач, которые мы решаем. Я считаю, что желание узнавать что-то новое присуще человеческой натуре. Искусство и наука – это два способа познания мира. С их помощью мы отвечаем на вопрос, что есть жизнь, кто мы такие и для чего мы здесь. Мы всегда будем задавать эти вопросы.

Конечно, может быть, окончательный ответ на них дать невозможно. Но в силу нашей природы мы будем продолжать спрашивать, приобретая новые знания. Мы просто не можем остановиться. На самом деле, наши познания не так уж и велики, мы знаем лишь около 9% о нашей вселенной. Примерно столько же нам известно о мозге, о нашем сознании. Перед человеком стоит ещё очень много вопросов, на которые пока нет ответов.

Нет экзистенциальной безысходности

Я не думаю, что у нас есть художники, способные вызывать переживания, катарсис, как в романах Достоевского. Сейчас иные времена и искусство подчиняется иным целям и задачам. Конечно, у нас есть авторы, которые поднимают вопросы политические или этнографические. Почему люди сходятся вместе, почему люди работают вместе? Поднимаются и вопросы окружающей среды. В этом, конечно, есть очень много поводов для переживаний, но в наших произведениях нет такой экзистенциальной безысходности.

Художники, в большинстве, создают произведения на основе пережитого опыта. И они передают свой опыт для того, чтобы мы могли прочувствовать природные феномены и осознать, что они из себя представляют. Это один из важнейших результатов, которые производит ЦЕРН. И это совсем другой вид переживания и сопричастности.

Никто не сможет доказать наличие Бога

Я считаю себя атеистом. Религиозное познание – это устаревший способ познания мира, который всё заметнее приобретает политическую окраску, поэтому он уже не соответствует современным условиям. Но невозможность отвечать на вопросы с помощью религии должна вдохновлять нас на то, чтобы двигаться дальше, исследовать и восхищаться чудесами природы.

Конечно, это моё личное мнение, я не выдаю его за официальную позицию ЦЕРН и точку зрения всех учёных и художников. Но, тем не менее, я считаю, что идея создателя порочна в самой своей сути, потому что она не даёт нам никаких ответов, а напротив заставляет прекратить думать. Это метафора, но это метафора, которая, скорее, приносит вред, чем пользу. И тот факт, что мы ещё не нашли ответов на какие-то вопросы имеет место только из-за того, что мы ещё не поднялись на высшую ступень развития, не эволюционировали достаточно для того, чтобы получить все ответы.
Я уверена, что никто не сможет доказать наличие бога. По крайней мере, я до этого времени точно не доживу.

Дюшан — это Эйнштейн от мира искусства

Я куратор и историк искусств, и вошла в мир науки только благодаря тому, что работаю вместе с учёными. Мне нравится очень много различных направлений в искусстве. Не могу назвать что-то конкретное, но, в общем, мне нравится доброе и мудрое искусство, которое смотрит на мир и показывает нам его. Мне также нравится искусство, которое может трансформироваться со временем, искусство, которое может меняться и тем самым отражать окружающий мир. Например, Марсель Дюшан, его «Большое стекло». Я не вижу никакой безысходности в работах Дюшана, «Большое стекло» полно символизма. Я считаю, что Дюшан – это Эйнштейн от мира искусства.

Текст и фото: ИА «Диалог».