Башенки Петроградки: самый европейский вид из «окна в Европу»
Город+ узнал, где искать сказочные замки в Северной столице.
20:00 вс, 18 февраля, 2018
Гуляя по Петроградской стороне, нечаянно можно наткнуться и на Стокгольм, и на Париж, и на Вену: этот уголок Петербурга наполнен изящными модерновыми силуэтами, причудливыми неоренессансными орнаментами и, конечно, загадочными «средневековыми» башенками. Город+ узнал, где искать самые европейские виды в Северной столице.
Первый штрих в «европейскость» Петроградки внесли поселенцы начала XVIII века - в основном ремесленники, мелкие чиновники и торговцы, небогатые дворяне. Они застраивали остров слободами - так, как привыкли в своих родных краях. И эти хаотические, рваные, кривые петли улиц на Петроградской стороне сохранились, несмотря на множество перестроек района, смущая привыкших к прямым углам горожан следующих поколений. В изогнутых проулках, практически не меняя их очертаний, со временем стали появляться каменные здания, сменив лачуги бедняков-деревенщин. Современный же облик район приобрел не так давно - чуть более столетия назад.
В конце XIX - начале XX века Петроградская сторона преображается на глазах: из глухой окраины - в новый центр города. На улицах, где ещё вчера у деревянных заборов паслись козы, сегодня возвышаются построенные по последней моде 5-этажные «высотки» и щеголяют одетые «с иголочки» кавалеры и барышни. Толчком к развитию острова становится строительство Троицкого моста: в начале XX столетия здесь возводят около 250 зданий в год, работают лучшие архитекторы своего времени, сюда переезжают главные богачи и модники столицы... В первое десятилетие прошлого века самые оживлённые проспекты острова - Большой и, в особенности, Каменноостровский - оказались застроены выдающимися образцами зодчества той эпохи, архитекторы реализовывали здесь самые дерзкие эксперименты, подчас вызывая не только восторги, но и возмущение публики, ругавшей новаторов за чрезмерную увлечённость деталями, сумбурность и эклектичность.
Впрочем, за внешним лоском парадных улиц ещё долго продолжала скрываться убогая изнанка: покосившиеся изгороди, дрянные заведения и банды хулиганья. Это место считалось пристанищем, скорее, нуворишей, чем аристократии, богачей «нового сорта», отличавшихся, как считала интеллигенция тех лет, вульгарным вкусом, стремлением к дешёвому украшательству и «показухе». Как бы то ни было, именно благодаря той короткой эпохе - примерно двадцати годам на сломе веков - мы получили ту обаятельную Петроградку, которую любим теперь. Концентрация симпатичных зданий на квадратный километр здесь зашкаливает (250 домов в год, не забывайте!), и рассказать обо всех вряд ли удастся - но мы постарались вспомнить несколько особенно очаровательных.
Особняк Кшесинской
Рассказывая о башенках Петроградки, нельзя обойти это здание стороной: фешенебельный особняк на пересечении улицы Куйбышева (бывшей Большой Дворянской) и Кронверкского проспекта встречает тех, кто попадает на остров с Троицкого моста. Главная героиня светской хроники стыка двух столетий, прима-балерина Мариинского театра Матильда Кшесинская просто не могла не поселиться именно здесь - в самом модном месте российской столицы тех лет.
Особняк начали строить почти сразу после открытия Троицкого моста - и прямо напротив него (впоследствии казавшееся столь удачным местоположение сыграет с хозяйкой злую шутку: считается, что большевики облюбовали здание именно из-за стратегически выгодного вида на мост и площадь перед ним). Строительство поручили одному из популярных архитекторов - Александру фон Гогену, построившему к тому моменту Музей Суворова на Кирочной, особняк Жевержеева на углу Графского и Рубинштейна (тогда - Троицкой) и ещё несколько особняков для представителей знати и высшего света. Он в короткий срок закончил работу, и уже в 1906 году Кшесинская въехала в новый дом.
Здание называют образцом «северного модерна»: ассиметричные разноуровневые конструкции, плавные изгибы, разрезаемые прямыми линиями, «строгая» облицовка гранитом и кирпичом, много стекла и выступающая вперёд башня, похожая на средневековый донжон. Особняк выглядит мрачным, холодным, неприступным - но, в то же время, лёгким и воздушным. Кшесинская устраивала здесь и пышные приёмы, и тёплые дружеские вечера - строила свой домашний мир, такой же противоречивый, как облик самого дома (и как биография артистки). По описаниям современников и воспоминаниям хозяйки, внутри всё было обставлено по вкусу балерины и по последней моде. Комнаты не были объединены одним стилем: один зал - в русском ампире, другой - викторианский, третий - отсылает к эпохе Людовика XVI, четвёртый - писк актуального модерна. При особняке был разбит зимний сад, имелся винный погреб, первоклассная кухня с ледниками и кладовой, гараж, прачечная и даже коровник. Увы, оригинальные интерьеры и убранство здания не сохранились - однако некоторые залы были восстановлены в конце XX века.
В мемуарах балерина не раз описывала свой дом - и, хотя это был не единственный её особняк, он стал главным её строительным проектом, в который она вложила душу, фантазию и любовь. Здесь хранились её драгоценности, огромное количество платьев и сценических костюмов (под наряды отводилось две комнаты) и роза, подаренная кумиром юности, балериной Вирджинией Цукки. Этот цветок Кшенсинская с 14 лет хранила в банке со спиртом и очень им дорожила, однако вынуждена была оставить в своём особняке навсегда. Впрочем, покидая дом, она не знала, что больше не сможет войти сюда хозяйкой - и рассчитывала вернуться, когда минует опасность.
Кшесинская бежала из особняка вместе с сыном в феврале 1917 года. Здание сразу же заняли солдаты, вскоре разделившие помещение с петербургским комитетом РСДРП(б), редакцией «Правды» и другими большевистскими организациями. В течение года за дом боролись Кшесинская (с помощью адвокатов), Временное правительство и большевики. Фактически воюющие за власть силы «перетягивали» особняк как одеяло, параллельно его разграбливая. Здание стало стратегически важным форпостом и символом революции: с балкона этого дома Ленин выступил перед публикой с «Апрельскими тезисами». Никакие попытки хозяйки вернуть особняк (а Кшесинская пробовала даже судиться с новой властью и лично Ульяновым-Лениным) не увенчались успехом.
Однажды, проезжая мимо уже покинутого дома, Кшесинская заметила в саду Коллонтай, разгуливающую в её горностаевом пальто. После многочисленных просьб артистке удалось побывать в самом особняке, и вот как она описала увиденное: «Когда я вошла в свой дом, то меня сразу объял ужас, во что его успели превратить: чудная мраморная лестница, ведущая к вестибюлю и покрытая красным ковром, была завалена книгами, среди которых копошились какие-то женщины. Когда я стала подыматься, эти женщины накинулись на меня, что я хожу по их книгам. Я не выдержала и, возмущённая, сказала им в ответ, что я в своём доме могу ходить как хочу. <...> Мне предложили потом подняться в мою спальню, но это было просто ужасно, что я увидела: чудный ковёр, специально мною заказанный в Париже, весь был залит чернилами, вся мебель была вынесена в нижний этаж, из чудного шкапа была вырвана с петлями дверь, все полки вынуты, и там стояли ружья, я поспешила выйти, слишком тяжело было смотреть на это варварство. В моей уборной ванна-бассейн была наполнена окурками. <...> Внизу, в зале, картина была не менее отвратительна: рояль Бехштейна красного дерева был почему-то втиснут в зимний сад, между двумя колоннами, которые, конечно, были сильно этим повреждены. <...> С тяжёлым сердцем вышла я снова из своего дома; с такой любовью построенный, вот во что он превратился…», - вспоминала Кшесинская в мемуарах.
После Октябрьской революции в особняке размещались учреждения Петросовета, Институт общественного питания, ленинградское отделение Общества старых большевиков, Музей Кирова. В 1957 году здание подверглось реконструкции и объединению с соседним особняком Брандта. С 1957 по 1991 год в особняке Кшесинской располагался Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции. Сейчас в здании находится Музей политической истории России.
Дом Танского
До революции улица Куйбышева называлась Большой Дворянской, но, несмотря на «богатое» название, к концу XIX века она представляла собой жалкое зрелище: постройки были в основном низкими и деревянными, дороги - грязными, тут и там виднелись огороды (в первые годы советской власти она, по иронии судьбы, называлась 1-й улицей Деревенской Бедноты). Однако, с развитием острова, уже в самом начале XX столетия улица изменилась до неузнаваемости, наполнившись лучшими образцами архитектуры модерна.
Один из примечательных домов на этой улице - №21, известный как Дом Танского или «дом с фонтаном». Здание было построено в 1911 году имевшим склонность к «скандинавским» шпилям архитектором Карлом Бальди. Такой шпиль есть и у этого дома - он возвышается над центральной башней. Вертикально ориентированный фасад как будто «тянет» дом ввысь: он одновременно напоминает и ратушу какого-нибудь северного европейского города, и готический собор условного Вестминстерского аббатства. Свойственная эпохе эклектичность отразилась и в оформлении фасадов: на стенах можно заметить и барочные ракушки, и геометрию неоренессанса, и флористику модерна. Но, в отличие от многих модерновых зданий, здесь украшения не стремятся поразить прохожего своей ассиметричностью и хаотичностью. Скорее, наоборот: одинаковые элементы декора выстроены частой «шеренгой», как будто бы одну и ту же деталь многократно размножили копиром.
Торговец автомобилями Танский, как мы понимаем, недолго извлекал доход с этого дома - около шести лет. После революции здание постигла судьба большинства городских построек: его начали «уплотнять» и заселять новыми хозяевами. Сейчас здесь располагаются жилые квартиры.
Дом Лидваль
Дом Лидваль находится неподалёку от особняка Кшесинской и занимает квартал между Малой Посадской улицей, Каменноостровским и Кронверкским проспектами. Здание также является ярким примером «северного модерна» - и первым большим проектом в Петербурге одного из самых ярких зодчих этого направления Фёдора Лидваля. Дом весь целиком - как один большой замок. И, быть может, не появись этот замок в том месте и в то время, не видать Петербургу расцвета модерна в привычном нам понимании.
Сейчас это сложно себе представить, но вплоть до XX века здесь не находилось ничего примечательного: деревянные дома сменялись деревянными домами, фабричные здания - складами и пустырями. В 1899 году пустовавший на тот момент участок земли приобрела мать архитектора Лидваля, Ида Лидваль. Она же стала первым заказчиком сына в Петербурге - который совсем недавно выучился на архитектора в Академии художеств и прошёл практику в мастерской Леонтия Бенуа.
Здание строилось очередями: в течение пяти лет было возведено четыре разноуровневых корпуса, объединённых парадным двором с коваными воротами. Открытый на улицу двор-курдонёр впервые появился в Петербурге именно с этим зданием, став своеобразным символом новой эпохи жилищного строительства и радикальной альтернативой мрачным дворам-колодцам. Все корпуса построены в едином стиле, но, в то же время, отличаются один от другого. Лидваль как бы играет с симметрией и привычными прошлым архитектурным эпохам строгими формами: даже в пределах одного фасада можно встретить разные эркеры - и если один плавный, другой - имеет чёткие грани; между прямоугольными вытянутыми окнами-амбразурами попадаются витиеватые, почти барочные окна-ракушки; ворота, балконы и оконные проёмы украшены новаторскими для того времени (и типичными для «северного модерна») фигурами зайцев, сов, лисиц, мухоморов, подсолнухов (или гигантских ромашек?), пауков. И если присмотреться, почти каждый элемент отличается от соседнего. В то же время, дом не оставляет хаотического впечатления, скорее наоборот: в этой ассиметрии и причудливых сочетаниях форм видится своеобразная стройность и гармония.
Дом прославил своего творца: в течение почти 20 лет работы в Петербурге Лидваль построит в городе более 30 зданий, именно в столице Российской империи произойдёт его творческий расцвет. Он станет одним из передовых зодчих «северного модерна», задаст тон целому направлению в архитектуре. Среди его работ - «Толстовский дом» на улице Рубинштейна, гостиницы «Астория» на Исаакиевской площади и «Европейская» на Михайловской улице, здание Азовско-Донского банка на Большой Морской улице, десятки доходных домов в разных районах города (и множество башенок Петроградки). Сам он вплоть до эмиграции в 1918 году жил в своём самом первом здании, носящем его имя - в Доме Лидваль. Там же размещалось проектное бюро архитектора.
Среди известных жильцов дома разных лет - художник Петров-Водкин, композитор Богданов-Березовский, драматический актёр Юрьев (именно в его квартире несколько дней после бегства из своего особняка скрывалась Матильда Кшесинская). Всю свою историю этот дом был преимущественно жилым: богатых квартиросъёмщиков после революции потеснили пролетарии, получившие жилплощадь по распределению, комфортные апартаменты превратились в коммуналки. В наши дни в доме располагаются жилые квартиры, первые этажи отданы под коммерческие помещения.
Австрийская площадь
Про Каменноостровский проспект и его архитектуру пишут отдельные научные труды: если внимательно приглядываться, почти через дом на главной магистрали района можно заметить шпиль, замысловатый выступ, башенку. Шесть из них примостились на одном перекрёстке - с улицей Мира (бывшей Большой Оружейной или Ружейной). С 1992 года круглую площадь на пересечении Мира и Каменноостровского называют Австрийской - говорят, уж очень это место напоминает Вену.
Австрийская площадь - это дома №13, 15, 16, 18 и 20 по Каменноостровскому проспекту, расположенные восьмиугольником. Первым появился дом №18. Его построили по проекту архитектора Анатолия Ковшарова в 1901 году. Это здание не отличается оригинальностью и является типичным примером городской застройки второй половины XIX века - простые формы, рустовка стен, «обыденный» классицизм без излишеств и украшательств. Выделяют здание из плеяды рядовых построек робкая башенка над мансардой, выходящая на площадь, и витиеватые изгибы кованых балконных решёток. Эти элементы декора, вносящие в облик дома лёгкую эклектичность, - вероятно, дань зарождавшемуся в те годы «буму» модерна.
Сформировал же облик площади архитектор Василий Шауб - один из самых плодовитых петербургских зодчих конца XIX - начала XX века. По его проектам возведены более 70 петербургских зданий, в основном доходных домов, в том числе - дома №13, 16 и 20 по Каменноостровскому проспекту (он же спроектировал и дом №15, однако здание было разрушено во время Великой Отечественной войны и заменено постройкой в псевдоклассическом стиле).
Все три здания Шауба на площади - яркие образцы архитектуры модерна. Появившись в течение каких-то пяти лет, они кардинально преобразили невзрачный и ничем на тот момент не примечательный уголок города - на перекресток выходили пустыри и огороды. Дома №13 (Дом Кельдаля) и №20 (Дом Горбова) были построены в 1902-1903 годах. Сейчас на них можно насчитать четыре башенки - две большие, одна из которых (на Доме Горбова) - с высоким «скандинавским» шпилем; и две маленькие, скруглённые. Однако сразу после постройки башенок здесь было больше - как минимум ещё две. Судя по архивным фотографиям, они высились над кремово-розово-терракотовым Домом Кельдаля и имели острые конусообразные черепичные крыши, как у сказочных замков. Причём, сохранившаяся до наших дней большая башня дома тоже была островерхой. Сегодня Дом Кельдаля, хоть и лишился части своих башенок, всё ещё поражает воображение изгибами, сочетанием форм, причудливыми орнаментами, вычурными окнами и витражами, приятной (и редко свойственной «северному модерну») нежной цветовой гаммой. Но если это здание - типичный модерн (если модерн вообще может быть типичным), то Дом Горбова - более эклектичен. В его архитектуре видны явные отсылки к петровскому барокко, голландским и шведским мотивам первых петербургских каменных построек. Впрочем, строгие очертания и серый (петербургского неба) цвет стен не делают дом скучным: это, всё-таки, тоже модерн.
Однако, пожалуй, самое внушительное здание на Австрийской - расположенный напротив дом №16. Это Дом Липгарта, построенный Шаубом позже всех, в 1906 году, и завершивший ансамбль площади. Это здание, словно поставленное «эхом» к противоположному (при всей своей модерновости гораздо более сдержанному) Дому Горбова - «кричащий» модерн, переходящий в необарокко. Архитектор как будто бы шёл по нарастающей, стремясь сделать каждое следующее здание на площади ещё более непростым. Дом щедро украшен декоративными элементами, а громадная мансарда высотой в два этажа и башня с витиевато оформленными разноразмерными окнами и внушительным шпилем, хотя и не выдаются вперёд, кажется, что нависают над всей площадью.
На Австрийской площади (конечно, когда она ещё была не Австрийской, а безымянным перекрёстком двух улиц), в разное время жили историк живописи эпохи Возрождения, главный хранитель картинной галереи Эрмитажа Эрнест Липгарт (в собственном доходном доме), архитектор Владимир Щуко и писатель Леонид Андреев (в Доме Кельдаля). У последнего в гостях бывали многие выдающиеся литераторы и мыслители «Серебряного века»: сюда заходили, к примеру, поэты Александр Блок и Фёдор Сологуб. Сегодня в этих зданиях расположены жилые квартиры, на первых этажах - кафе и магазины.
Дом Берштейна
Ещё одна башня на Каменноостровском венчает Дом Берштейна на углу с улицей Профессора Попова (бывшей Песочной). На этом перекрёстке несколько домов с башенками, но эта - самая внушительная, вместе со шпилем она составляет примерно треть от всей высоты здания.
Дом был построен в 1911 году ещё одним популярным архитектором петербургского модерна - Дмитрием Крыжановским. Он возвёл в городе около сотни зданий, значительная часть которых - доходные дома на Петроградской стороне. За годы работы в Петербурге зодчий успел поэкспериментировать с разными стилями: в его постройках угадываются и так называемые «неорусские» мотивы, и средневековые веяния, и свойственные модерну элементы. Как бы то ни было, модерн - основное направление, в котором он работал, и здание на Каменноостровском, 54 - один из его представителей. Модерн Крыжановского - достаточно строгий, что не удивительно, поскольку занимался он обычно «рядовыми» жилыми домами (и застраивал порой целые кварталы). Однако, в духе времени, даже самый типичный «многоквартирник» тех лет выделялся причудливыми элементами. У Крыжановского это часто - башенки.
Дом Берштейна - одна из крупнейших работ архитектора. Здание является примером «северного модерна» и напоминает не столько замок (но и его тоже), сколько гору: тёмно-серый камень, разнофактурный гранит, плотно пригнанные прямоугольные, трапецевидные и треугольные плиты, мощная башня. Тяжёлое впечатление сглаживается контрастными розовыми стенами и открытым на улицу Профессора Попова просторным курдонёром.
Так получилось, что известные жильцы этого дома в основном - архитекторы: Апышков, Вайтенс, Калиберда. В течение нескольких лет одну из квартир занимал и сам Крыжановский.
Дом Колобовых
Внимательный краевед, услышав такое название, обязательно уточнит - какой именно дом Колобовых? Ведь семейство купцов Колобовых владело в Петербурге примерно 40 зданиями, в основном - доходными домами. На Петроградской стороне их тоже было несколько. Мы поговорим о доме на углу Пушкарского переулка и улицы Ленина (бывшей Матвеевской).
Это здание построено в эпоху расцвета архитектурных экспериментов на районных улицах: в 1908-10 годах. Лесопромышленники Колобовы вкладывали деньги в недвижимость и не скупились на эксперименты - многие принадлежавшие им здания отличаются оригинальной архитектурой. Этот дом, возведённый не самым «раскрученным», проектировавшим в основном доходные дома, зодчим Сергеем Гингером, является редким образцом почти «чистого» необарокко.
Скруглённый, плавный, без свойственной модерну «борьбы» прямых с кривыми, пышно украшенный в барочном стиле ладный пастельно-зелёный домик, выдаёт своё время коваными флористическими украшениями решёток, балконами и окнами в альковах под полукруглыми выдающимися сводами, выступающей вперёд башенкой - это приметы новой эпохи. Также от модерна дому «достался» распахнутый на улицу курдонёр (хотя, по предположениям историков, изначально в замысел Гингера это не входило, и большой открытый двор образовался здесь благодаря Михаилу фон Вилькену, который достраивал последние очереди здания).
Дом оказался настолько «петербургским», «попадающим» почти во все эпохи сразу, что не раз становился кинодекорацией. Современники называли Дом Колобова «импозантным», жившая здесь поэтесса Мария Шкапская окрестила его «пятифасадным» (здание выстроено так, что из одной точки можно увидеть пять стен), а искусствовед Георгий Лукомский удивлялся, почему дом построили на «задворках» города, а не на Каменноостровском проспекте или ещё каком-нибудь видном месте. «Строят, как нарочно, лучшие здания в тёмных, захудалых переулках Петербургской стороны <...>. И вот прекрасный, интересный по плану и так идущий именно Каменноостровскому проспекту (уширяющий его благодаря зигзагообразному плану) дом на Малой Пушкарской улице <...> поставлен где-то в глухом переулке так, что даже живущий годы в столице может его не увидеть, хотя его следовало бы поставить именно напоказ», - писал он.
Купцы, как известно, - народ религиозный. Колобовы покровительствовали одному из церковных приходов на Петроградской стороне, а в этом доме до революции размещалось Матфиевское общество трезвости при ближайшей Матфиевской церкви (давшей название и обществу, и улице, на которой она стояла). Общество занималось борьбой с народным пьянством. Среди известных жильцов дома - уже упомянутая поэтесса Шкапская, выдающийся математик Поссе, инженер, бизнесмен, а также военный генерал-губернатор Петрограда, член Временного правительства и начальник обороны Зимнего Пётр Пальчинский. Сейчас в здании находятся жилые квартиры.
Фото: Н.Булко/Город+, ru.wikipedia.org
Текст: Город+